Сказка для Arashi-opera (ну и всех желающих )
Про баса, сопрану и тенора-козла
Жила-была в замке прекрасная сопрана по имени Лауретта. Как положено, у нее были золотые локоны, небесные голубые глаза и пристрастие к глубоким вырезам. Она очень любила музыку, но, будучи девушкой аристократического происхождения, могла только петь романсы за клавесином. А еще сопрано обладала романтической душой и была уверена, что ее ждет великая любовь и счастье навеки.
И замок у нее был красивый, с белыми стенами, резными балконами и окруженный розовым садом. И там всегда пели птицы и сновали белочки и зайчики.
Нет, ну ночью птицы не пели, а то повесишься же. А зайцы объединялись в банды и уносили с кухни капусту прямо кочанами.
Это чтоб немножко гламур разбавить, а то сил же нет.
Но, не считая наглых зайцев, все было очень гламурно.
Конечно, у столь прекрасной девицы был и жених. Точнее, не жених, а поклонник. Он был добрым, благородным и внимательным и колоратурным басом и звали его… ну, скажем, Адальберт. Да. Он был потомственным рыцарем, долго жил во Франции в свите тамошнего короля, и глаза у него были темно-карие. Он преданно любил Лауретту и уже два раза делал ей предложение. Но увы, ветреная красавица не торопилась переводить его из одного агрегатного состояния в другое. Она только позволяла ему приезжать в гости, привозить цветы и вкусности и читать ей произведения французских поэтов. И ни красивые глаза, ни хорошее французское произношение баса не могли склонить сопрану в его сторону.
В нашей истории есть и еще один персонаж. Если выглянуть из окошка замка, то вон там, правее… видите? Вон под деревьями полянка, уютная такая, с мягкой травой и цветочками. Там даже и козлик пасется, пушистый такой, травку щиплет. А чуть дальше фонтанчик с амурчиками журчит, видно, да?… Нет, подождите. Фонтанчик нас не интересует. Вернитесь-ка на несколько шагов назад. Да-да, на лужайку. Козлика видите? Ага, именно. Да, это он – третий герой нашей драматической повести.
На самом деле это не простой козел, а заколдованный тенор. Как получилось, что он пребывает в таком виде? Сейчас расскажем. История эта страшна и поучительна.
Жил-был на свете характерный тенор. Звали его… ну допустим, Генрих. Выступал он себе понемножку, пел всякое. Но несмотря на характерный тембр, он-то считал себя не меньше, чем тенором лирико-спинто. А поскольку многочисленные любители теноров его слишком хвалили и убеждали, какой он прекрасный и гениальный, то возгордился без меры наш тенор. И решил он в ослеплении спеть ни много ни мало, как заглавную партию в опере «Эрнани». Выучил партию, и вот уж и премьера. Да, свет еще не слышал такого неподходящего Эрнани. Как назло, в ложе была одна могущественная волшебница, которая любила музыку и пришла послушать премьеру. Целых три акта волшебница сидела и всё больше гневалась, придумывая, как бы наказать безрассудного тенора за его непростительное пение. Наконец, когда тенор в массовой сцене стал пафосно рассказывать, что “Io son conte, duca sono di Segovia e di Cardona”, коверкая итальянские слова, оркестр вдруг в один момент замолчал, а посреди сцены появилась высокая представительная дама в черном платье (волшебница, как вы понимаете).
- Остановись, несчастный! – грозно сказала она, указав на тенора. – Я не в силах долее терпеть твоё издевательство над музыкой!
- Ничего не издевательство, я прекрасно пою! – возмущенно завопил тенор. – Вы ничего не понимаете!
- Ах так! – воскликнула волшебница. И она взмахнула волшебной палочкой, и тенор прямо на месте превратился в козла. В зале все ахнули.
- Вот так-то лучше, - удовлетворенно сказала волшебница. – И будешь ты находиться в таком виде, пока не найдется добрая душа, которая согласится пожертвовать собой и превратить тебя обратно в человека! – И волшебница исчезла, как не бывало.
Много воды утекло с тех пор. Долго скитался по свету заколдованный тенор, ища способа расколдоваться или того благородного человека, что поможет ему в этом. Но пока что напрасны были эти странствия. А некоторое время назад попал тенор-козел в замок к прекрасной сопране. Она быстро про все узнала (слухи же ходят по свету), преисполнилась симпатии к страдальцу и оставила его жить у себя, надеясь рано или поздно найти способ вернуть тенору человеческое лицо. Они с сопрано очень подружились, часто гуляли вместе и даже разговаривали. Тенор хоть и мог только мекать и блеять, но, по оперной привычке, делал это вполне выразительно. Еще сопрано расчесывала тенору шерсть, играла ему на клавесине и читала вслух романы, а тенор кивал и поддакивал. Вот как много занятий.
Честно сказать, сопрано никак не могла решиться выйти замуж за баса еще и из-за своего тенора. Все время она думала, а ну как он и есть ее главная в жизни любовь? А поскольку в нынешнем недостойном облике тенор пребывал уже тридцать лет и три года, а сопране было всего двадцать, то она совершенно не знала, каким был тенор до своего превращения в четвероногое. Вдруг он расколдуется и окажется красавцем неземной красоты с локонами до плеч и в белом камзоле, а она уже за басом, понимаете ли? Уж очень не хотелось такой шанс упустить. К тому что бас этот…ну совсем не думает о красоте. Вечно ходит в поношенных черных доспехах, как негламурно. А тенор белый и пушистый. Его и погладить можно, пушистого такого, чем сопрано часто и развлекалась во время совместных прогулок. А этого в доспехах и погладить некуда. Ну, правда, один раз сопрано задумалась и посреди разговора тоже в рассеянности погладила баса по щеке, от чего тот аж даже задрожал, но тут же сопрано наткнулась на холодный металл воротника и отдернула пальчики. Да, это бас, конечно, не додумал. Ну ладно, что уж.
Наконец сопрано придумала, как бы помочь ненаглядному тенору. Позвала она в гости верного баса, надела красивое белое платье и жемчужные сережки (на всякий случай, для усиления эффекта) и стала ждать визита. Бас заглянул в гостиную, увидел неотразимо возвышенную сопрану за клавесином, услышал «Здравствуй, мой милый Адальберт» и сразу понял, что от него чего-то хотят. Но ради «милого Адальберта» он был готов на многое.
- Вот садись сюда, - указала сопрана на кресло, - и послушай. У меня есть к тебе важное дело.
- Слушаю тебя, Лауретта, - кивнул бас, садясь в кресло. Сопрано быстро пересела поближе и даже придвинулась для большей задушевности.
- Ты всегда говорил, что любишь меня больше жизни и выполнишь любую мою просьбу, да? – проворковала сопрано, светя огромными голубыми глазами.
- Да, конечно, - отозвался бас, стараясь не терять присутствия духа под этим голубым взглядом. Тут из угла раздался тихий цокот копыт.
- А этот зачем здесь? – возмутился бас, надеявшийся, что разговор будет наедине.
- Но речь пойдет именно о нем, - мило улыбнулась сопрано. Козел подошел поближе и посмотрел на баса печальным взором.
Сопрано приступила непосредственно к делу.
- Ты же знаешь ужасную историю нашего Генриха, - и она ласково погладила козла по мордочке. – Я не могу спокойно жить и радоваться жизни, пока он не расколдован.
- И что? – спросил бас, пытаясь угадать, к чему клонится дело.
- Ты должен его спасти! – заявила Лауретта.
- Я?!
- Да, ты, - настаивала сопрана. – Никто пока не смог найти способа вернуть моему дорогому Генриху человеческий облик. Но ты справишься, я уверена! Ты же рыцарь, ты все умеешь! – она добавила в голос мёда и кокетливо стрельнула глазами. - Ты же уже спас столько народа, совершил столько подвигов!
- Спасать козлов пока не приходилось… - пробормотал Адальберт себе под нос. Тенор фыркнул и недовольно наступил ему на ногу копытцем. Тот засопел и одарил тенора сердитым взглядом. Тенор решил сменить тактику – результат-то дороже! – печально вздохнул, положил морду рыцарю на колено и посмотрел ему в глаза горестным взглядом. С другой стороны на баса смотрели столь же печальные глаза Лауретты. Адальберту пришлось сдаться.
- Ну хорошо, я попробую, - со вздохом сказал он. – Но за это… ты… подумаешь о моем предложении?
- Да-да, конечно, - неубедительно пообещала сопрано. – Я даже тебя поцелую! Потом. В щечку. Может быть.
- Понятно… - отозвался Адальберт, поцеловал руку Лауретте и ушел. Она опять погладила Генриха и сказала:
- Он обязательно что-нибудь придумает, вот увидишь!
Тенор задумчиво покачал рожками, но ничего не ответил.
Бас решил для начала поехать в соседний город и навести там справки. Слухом земля полнится, молва народная далеко бежит – может, кто и подскажет, куда идти, где спасение для тенора непутевого искать.
Однако все оказалось не так легко. Три дня бас мотался по городу и окрестностям, обходя алхимиков, ведьм и звездочетов. Побывал в местном университете и поговорил со всеми профессорами. Потолкался по рынку и трактирам. И всё без толку. Вроде все слышали ужасную историю, да вот подсказать выход никто не мог. Да и история за много лет обросла самыми дикими подробностями. Уже говорили, что тенора превратили не в козла, а в дракона; что дракон тот улетел на край земли и сторожит пещеру с сокровищами; а кто-то возражал, мол, не было ничего, просто выгнали тенора из театра, и дело с концом. Звездочеты и алхимики соглашались указать путь к заветному месту, где лежит некий волшебный камень, исполняющий желания… но вот направления все они указывали совершенно разные. В общем, никакой пользы.
К вечеру третьего дня окончательно запутавшийся и уставший Адальберт добрался до городского фонтана, умылся, напоил тоже уставшую и не понимающую, чего ее таскают по городу, лошадь и уселся на краешек фонтана подумать. Посидел он минут пять, а потом к рыцарю подошла маленького роста старушка, закутанная в сплошные лохмотья и с клюкой.
- Здравствуй, добрый человек, - прошепелявила бабулька, немощно опираясь на клюку. – Окажи милость, помоги мне напиться. Вон ковшик лежит, а я, старая, не дотянусь. Уж больно пить хочется, - тут старушка даже закашлялась.
Будучи интеллигентным мужчиной, приученным уважать старость, Адальберт взял ковшик, набрал в него воды и протянул старухе. И даже уступил ей свое место, а сам пересел чуть дальше и опять задумался.
Старушка напилась, но ее дряхлые руки были уже неловки, и она выронила ковшик. Адальберт успел его поймать на лету и поставить на место. Старушка немного подумала и сказала:
- А не найдется ли у тебя краюшки хлеба, мил-человек? Есть хочется до смерти, а в кармане-то у меня ни гроша… эх, горе горькое, до чего к старости дожила… опять пенсию не плотют, ироды…
Бас полез в дорожную котомку и обнаружил там пару кусков хлеба, оставшихся от завтрака, и две морковки. Хлеб был отдан бабке, а морковка – лошади, для поднятия духа.
- А ты как же, миленький? – обеспокоилась бабка.
- Ох, даже и есть не хочется, - расстроенно отмахнулся бас. – Одни ж проблемы…
- Ну ты, милый, расскажи мне, поделись, - предложила старушка. – Я на свете пожила, авось, чем подсоблю…
Адальберт посмотрел на нее скептически, но, чем черт не шутит, вкратце объяснил суть. Надо, мол, одного человека, превращенного в козла, обратно как-то расколдовать.
Старушка явно заинтересовалась.
- Это не тот ли тенор, что лет тридцать назад вздумал, прости господи, Эрнани петь?
- Точно! – оживился бас. – Может, вы что-то об этом знаете? Или помните?
- А ты почто его расколдовать-то хочешь?
- Да так… попросили… - не стал вдаваться в детали рыцарь.
- Дык ты не знаешь что ли, надо же будет даже собой жертвовать!
- А что делать… - вздохнул бас.
И тут неожиданно очертания фигуры бабульки как-то поплыли, а через секунду вместо на бортике сидела статная брюнетка лет сорока в бархатном плаще. Наверно, все уже догадались, что она и была той самой волшебницей. В сказках постоянно так бывает.
- Ой! – сказал бас. – Так, значит, это вы… - он тоже догадался.
- Я долго ждала, когда же найдется человек, который захочет снять с тенора заклятье, - кивнула волшебница. – Признаюсь, мне не хотелось бы, чтобы это был ты… Разве не лучше ему оставаться в нынешнем облике?
- Я обещал помочь ему, - возразил бас. – Что уж теперь поделать… Помогите мне, снимите чары. Я выполню любое ваше условие.
- Да условие-то даже не мое… - задумчиво сказала волшебница. – В общем, слушай и решай сам. Всё очень просто. Есть у меня специальная вещь, как раз для расколдовывания – волшебный хрустальный молоток. Надо взять его в руку и ударить заколдованного по лбу – и он сразу вернется в исходное состояние!
- Молотком по лбу… мда… - повторил Адальберт.
- Ну, не сильно, а то убьешь еще, - торопливо уточнила волшебница. – Но я не сказала главного. Нельзя снять заклятье просто так и ничем не заплатить за это.
- И как же?
- После снятия чар тот, кто держит в руке волшебный молоток, немедленно исчезнет, - печально сказала волшебница.
- Куда это исчезнет?
- Не могу точно сказать… Превратится в призрак, развеется, как дым… Да, вероятно, станет призраком. Поэтому я и не хочу, чтобы это был ты, - она даже взяла рыцаря за руку. – Может, лучше оставить все как есть?
Бас нахмурился, подумал немного и сказал:
- Ну и ладно. Все равно, как только он расколдуется, они сразу поженятся. Ежу же ясно. Ну что теперь делать, давайте ваш молоток.
Волшебница сделала неуловимый жест и в ее руке появился небольшой хрустальный молоток с изящной гравировкой на ручке. Она передала его Адальберту, тот осторожно спрятал предмет в котомку.
- Благодарю вас, госпожа, - вежливо сказал он. Волшебница кивнула, внимательно последний раз взглянула на собеседника и исчезла.
На следующий день Адальберт вернулся в замок. Его встречали с трепетом и надеждой. Сам же бас был как-то отрешен и думал о своем.
- Ну что? – взволнованно воскликнула сопрано. Сейчас она была в голубом платье, оттенявшем ее небесные глаза, и казалась еще краше. У ее подола нервно переступал копытцами козел. Он тоже ужасно волновался. Оба смотрели на баса голубыми глазами, как дети.
- Кажется, получилось, - успокаивающе сказал бас. – Сейчас попробуем.
Сопрано ахнула и прижала руки в груди. Бас аккуратно положил на стол котомку и достал из нее хрустальный молоток. Действовать он старался бережнее, а то мало ли, разобьется уникальная вещь.
- Иди сюда, - поманил он козлика. Тот косился на молоток и всем видом выражал опасение. – Больно не будет… наверно…
Адальберт опустился перед зачарованным тенором на колено, примерился, куда стукать, потом не удержался и посмотрел на Лауретту. Она со смесью тревоги и интереса смотрела на происходящее.
Адальберт еще несколько секунд помедлил, словно решаясь, потом что-то беззвучно прошептал себе под нос, зажмурился и легко ударил козлика по лбу. Молоток вспыхнул ярким белым светом и исчез из рук. А козел немедленно превратился обратно в тенора, каковым всегда и был.
Что касается баса, то он остался на месте, живой и здоровый, как и обычно. И вовсе даже никуда не пропал. Он открыл глаза, узрел перед собой цветущего тенора, который торопливо себя ощупывал, и, сказав что-то вроде «слава тебе, господи», поднялся с колен и свалился в стоявшее рядом кресло. После чего схватил со стола какой-то листок бумаги – кажется, ноты – и принялся обмахиваться. К счастью, никто не обращал на него внимания: Лауретта была всецело занята созерцанием тенора, тенор – воссоединением с самим собой.
Генрих действительно оказался юношей лет двадцати пяти в белом камзоле – в том, в котором стоял на сцене на злополучном спектакле. Только ростом был чуть ниже сопрано и золотых локонов у него не наблюдалось. И еще он прибавил килограммов десять веса, отъедаясь у сердобольной сопраны конфетами. Но в целом было терпимо.
Придя в человеческий вид, Генрих первым делом бросился к зеркалу (по привычке пытаясь переступать четырьмя ногами) и с радостью убедился, что это он, родной и любимый. Лауретта завороженно смотрела на него, решая, нравится ли ей то, что она видит, или не очень. После этого тенор немедленно занялся самым главным, а именно – попробовал запеть. Сначала это было хрипло и неуверенно, но вскоре он распелся и зазвучал вполне хорошо. И даже лирично.
- Как хорошо я пою! – восторженно воскликнул тенор и пропел еще одну гамму. – Нет, ну просто прекрасно!
- Это замечательно, мой дорогой Генрих! – поддержала его сопрано, подходя ближе. – Как я рада, что ты наконец спасен!
- Ага! – тенор радостно спел еще пару гамм, переходя из минора в мажор.
- Генрих! – повысила голос сопрано. – Я очень рада, но скажи, мы же любим друг друга и поженимся?
Тенор прервал пение и недоуменно уставился на Лауретту.
- Не, не, ты что, куда мне сейчас жениться! – замахал он руками. – Мне же петь надо, у меня же карьера! Мне нужно срочно ехать в театр!
- Но… но…
- Сцена ждет! – провозгласил Генрих, чмокая сопрано в щечку. – Она и так долго ждала! А моя публика!.. О-о, как долго она была разлучена со мной! Ничего, я скоро вернусь!
Бас тем временем сидел в кресле и пытался прийти в себя. Все же в живых остался. Под восклицания тенора он слегка расслабился и теперь его потянуло в сон. Тенор вспомнил про него, подбежал, потряс за руку и с чувством сказал:
- Спасибо, друг! Я теперь твой должник навеки! Все для тебя сделаю! На любой спектакль проведу задаром!
Адальберт отстраненно покивал. Тенор еще раз обнял сопрано, ошеломленно смотревшую на происходящее, снова заглянул в зеркало, воскликнул «Искусство ждет меня, и я уже иду!» и убежал. Стало тихо.
Лауретта протянула руки, словно пытаясь удержать тенора, но дверь уже захлопнулась.
- Вот козел! – в сердцах выпалила сопрано.
Обернувшись, она увидела, что Адальберт так и уснул в кресле с листком нотной бумаги в руке. Так что ее неподобающих изысканной девушке слов никто не услышал. Ну разве что белочки за окном.
Надо сказать, что возвращение тенора на сцену было сенсационным. Его рвали на части театры, стараясь заполучить себе возрожденную звезду. Газеты были полны заголовков «Чудесное возвращение заколдованного певца». Публика валом валила на спектакли. Тенора звали на все балы, вечера и приемы и по тысяче раз расспрашивали. Он напускал туман и загадочно молчал в ответ на вопрос «а правда, что вы были превращены в дракона?» В общем, это был полный и несомненный успех.
Волшебница, смотревшая на все это через магическое зеркало у себя в замке, только качала головой.
Бас и сопрано все-таки поженились, хотя и не сразу. Лауретта перестала бы уважать себя как женщину, если бы не провела месяц после разлуки с тенором в слезах и стенаниях. Но потом всё успокоилось. А вскоре после свадьбы Адальберта снова вызвали во Францию, так что Лауретте представилась возможность сверкать на парижских балах и кружить головы светским кавалерам.
Как же так вышло с молотком, спросит читатель. А очень просто, инструкцию-то к нему с английского переводили! Вот переводчики и перепутали местоимения, и написали, что должен исчезнуть не молоток, а его пользователь. Впрочем, оно и к лучшему, а то все так и будут без разбору за молотки хвататься…